Lozinskii, Mikhail Leonidovich

Из дворянской семьи. В 1904 году окончил Первую петербургскую классическую гимназию. 1905 год провел в Берлине, где, помимо прочего, слушал лекции в Берлинском университете. В 1909 году окончил юридический, а в 1914 году —историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. После получения университетского образования работал в Публичной библиотеке.

Впервые выступил в печати в середине 1910-х гг. («Горный ключ. Стихи»). Впоследствии оригинальную лирику, однако, почти что, не публиковал. Был близок к акмеистическому движению и, в частности, принимал активное участие в создании литературных институций акмеизма («Гиперборей»). После революции начал сотрудничать с издательством «Всемирная литература», где и занялся литературным переводом. Помимо этого, совместно с Н. С. Гумилевым вел переводческий семинар в рамках петроградской Студии переводчиков. Там же ввел в переводческую практику способы коллективного перевода поэтических текстов (Ж. М. Эредиа). О литературной позиции Лозинского этого периода И. Н. Одоевцева в своих мемуарах писала следующим образом: «К переводам никто не относится серьезно — это халтура, легкий способ заработать деньги… <…> Хороши только переводы Михаила Леонидовича Лозинского. Но ведь для него, как для Жуковского, — переводы главное дело жизни» (Одоевцева И. В. На берегах Невы: Литературные мемуары. — 1988. — С. 171).

Переводил, прежде всего, с английского (Д. Флетчер, С. Кольридж, Р. Киплинг), французского (Мольер, П. Корнель, Ш. Леконт де Лиль и др.), испанского (Л. де Вега, Т. де Молина, М. де Сервантес) и итальянского (Б. Челлини, Г. д’Аннунцио) языков. Переводил также с немецкого (И. Гёте, Г. Гейне), армянского (Саят-Нова), грузинского (Н. Бараташвили) и фарси (Фирдоуси). Как переводчик в большей степени тяготел к крупным поэтическим формам и драматургии, однако в то же время переводил и прозу (Р. Б. Шеридан, П. Мериме, Р. Роллан и др.). В качестве же «важнейшего свойства поэтического дара» Лозинского исследователи, прежде всего, выделяли его «умение перевоплотиться, изменить и внешний облик, и голос, и характер, и жесты… до неузнаваемости иной в произведениях поэтов разных эпох и народов» (Эткинд Е. Г. Искусство переводчика. — 1956. — С. 200). Кроме того, подчеркивалось, что Лозинский выступал, преимущественно, как «переводчик-профессионал» и что, в свою очередь, радикально «отличало его от многих современников, мастеров перевода» (Эткинд Е. Г. Творчество М. Л. Лозинского. — 1974. — С. 16). К части своих переводов также составлял историко-литературные комментарии, писал и литературоведческие работы. 

Среди наиболее известных переводов, осуществленных Лозинским, с одной стороны, выделялся перевод «Божественной комедии» Данте, и с другой — переводы пьес У. Шекспира («Гамлет», «Макбет», «Отелло», «Сон в летнюю ночь» и др.). Указывалось, что в своей работе над Данте Лозинский сумел не только отразить «лексическое разнообразие» оригинального текста или сохранить «синтаксическую сложность его построений», но и также некоторым образом поспособствовать «второму рождению» «Божественной комедии» для русского читателя (Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. — 1971. — С. 504). Переводы же Лозинского из Шекспира характеризовались таким образом: «…шекспировские мысли и образы воссозданы с непревзойденной точностью классическим чеканным стихом, сохранившим очарование старинности» (Левин Ю. Д. Русские переводы Шекспира. — 1966. — С. 24).

Помимо прочего, занимался и теорией перевода. В своих немногочисленных публикациях на эту тему настаивал на необходимости «воссоздающего», «адекватного» типа перевода: «Тем больше заслуга поэта-переводчика и тем большим он себя показывает художником, чем объективнее он в своей работе, чем полнее он перевоплощается в того поэта, стихи которого воссоздает» (Лозинский М. Л. Багровое светило. Стихи зарубежных поэтов в переводе Михаила Лозинского. — 1974. — С. 188). Некоторые исследователи в связи с этим утверждали, что сформулированный Лозинским «принцип адекватности», в первую очередь, «предполагал способность перевода выполнять ту же роль, какую играл оригинал» (Федоров А. В. Основы общей теории перевода. — 1968. — С. 132) и тем самым означал, в том числе, и функциональное подобие оригинала и перевода. Часть критиков, впрочем, обвиняла Лозинского в некоторой теоретической и даже творческой непоследовательности: «Ведь сам М. Лозинский явно соединял смирение с поэтической свободой и по временам давал волю своей творческой индивидуальности» (Кашкин И. А. Текущие дела. — 1959. — С. 148).

В последние годы тяжело болел. Скончался в середине 1950-х гг. Характеризуя роль Лозинского в истории русской литературы XX века, А. А. Ахматова впоследствии написала: «В трудном и благородном искусстве перевода Лозинский был для XX века тем же, чем был Жуковский для века XIX» (Ахматова А. А. Слово о Лозинском. — 1974. — С. 196).